| Уверенность в себе воина это не уверенность в себе обычного человека. Обычный человек ищет уверенности в глазах зрителя и называет это уверенностью в себе. Воин ищет безупречности в своих собственных глазах и называет это смирением. Обычный человек пойман на крючок окружающих, в то время как воин пойман на крючок бесконечности. | The self-confidence of the warrior is not the self-confidence of the average man. The average man seeks certainty in the eyes of the onlooker and calls that self- confidence. The warrior seeks impeccability in his own eyes and calls that humbleness. The average man is hooked to his fellow men, while the warrior is hooked only to infinity. |
| Существует множество вещей, которые воин может сделать в определенное время, которые он не мог сделать несколько лет назад. Эти вещи сами по себе не изменились, что изменилось – так это его представление о себе. | There are lots of things a warrior can do at a certain time which he couldn’t do years before. Those things themselves did not change; what changed was his idea of himself. |
| Единственный возможный курс, который есть у воина – действовать последовательно и безоговорочно. В какой-то момент, он знает достаточно о пути воина, чтобы действовать соответственно, но его старые привычки и привычный распорядок могут встать на его пути. | The only possible course that a warrior has is to act consistently and without reservations. At a certain moment, he knows enough of the warriors’ way to act accordingly, but his old habits and routines may stand in his way. |
| Если воин добивается в чем-то успеха, успех должен приходить мягко, с огромными усилиями, но без стресса или одержимости. | If a warrior is to succeed in anything, the success must come gently, with a great deal of effort but with no stress or obsession. |
| Внутренний диалог – это то, что заземляет людей в повседневном мире. Мир такой-то и такой-то, только потому что мы разговариваем сами с собой о том, что он такой-то или такой-то. Проход в мир шаманов открывается после того, как воин научился выключать свой внутренний диалог. | The internal dialogue is what grounds people in the daily world. The world is such and such or so and so, only because we talk to ourselves about its being such and such or so and so. The passageway into the world of shamans opens up after the warrior has learned to shut off his internal dialogue. |
| Изменить нашу идею о мире – это основная суть шаманизма. И остановка внутреннего диалога – единственный способ выполнить это. | To change our idea of the world is the crux of shamanism. And stopping the internal dialogue is the only way to accomplish it. |
| Когда воин научится останавливать внутренний диалог, все становится возможным; наиболее изысканные схемы становятся достижимыми. | When a warrior learns to stop the internal dialogue, everything becomes possible; the most far-fetched schemes become attainable. |
| Воин принимает свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он принимает в смирении себя, таким как он есть, но не как повод для сожаления, а как живой вызов. | A warrior takes his lot, whatever it may be, and accepts it in ultimate humbleness. He accepts in humbleness what he is, not as grounds for regret but as a living challenge. |
| Смирение воина это не смирение нищего. Воин ни перед кем не опускает свою голову, но и в тоже время, он не позволяет никому опускать свою голову перед ним. Нищий, с другой стороны, падает на колени немедленно и метет пол перед тем, кого считает выше себя, но в тоже время, он требует, чтобы те, кто ниже него, мели пол перед ним. | The humbleness of a warrior is not the humbleness of the beggar. The warrior lowers his head to no one, but at the same time, he doesn’t permit anyone to lower his head to him. The beggar, on the other hand, falls to his knees at the drop of a hat and scrapes the floor for anyone he deems to be higher; but at the same time, he demands that someone lower than him scrape the floor for him. |
| Утешение, защита, страх – все это слова, которые обозначают настроения, которые человек учится принимать, не задаваясь вопросом об их ценности. | Solace, haven, fear, all of these are words which have created moods that one has learned to accept without ever questioning their value. |
| Окружающие нас люди – черные маги. И тот, кто оказывается вместе с ними тут же становится черным магом. Задумайся на мгновение. Сможешь ли ты отклониться от пути, которые выстроили для тебя окружающие? И если ты останешься с ними, твои мысли, твои действия навсегда зафиксируются в их выражении. Это рабство. Воин, с другой стороны, свободен от всего этого. Свобода дорогая, но цена не невозможна, чтобы ее заплатить. Так что, бойся своих тюремщиков, своих учителей. Не трать время и силы, боясь свободы. | Our fellow men are black magicians. And whoever is with them is a black magician on the spot. Think for a moment. Can you deviate from the path that your fellow men have lined up for you? And if you remain with them, your thoughts and your actions are fixed forever in their terms. That is slavery. The warrior, on the other hand, is free from all that. Freedom is expensive, but the price is not impossible to pay. So, fear your captors, your masters. Don’t waste your time and your power fearing freedom. |
| Слабая сторона слов в том, что они всегда заставляют нас чувствовать себя осведомленными, но когда мы поворачиваемся лицом к миру, они всегда подводят нас, и заканчивается тем, что мы смотрим на мир, как мы всегда смотрели, без всякого просветления. По этой причине воин предпочитает действовать, чем говорить. И в результате, он получает новое описание мира, в котором разговоры не важны, и где новые действия имеют новое отражение. | The flaw with words is that they always make us feel enlightened, but when we turn around to face the world they always fail us and we end up facing the world as we always have, without enlightenment. For this reason, a warrior seeks to act rather than to talk, and to this effect, he gets a new description of the world — a new description where talking is not that important, and where new acts have new reflections. |
| Воин рассматривает себя уже мертвым, так что ему нечего терять. Худшее уже случилось с ним, поэтому он ясен и спокоен. Судить его по его действиям или по его словам, значит, не подозревать, что он был свидетелем всего. | A warrior considers himself already dead, so there is nothing for him to lose. The worst has already happened to him, therefore he’s clear and calm; judging him by his acts or by his words, one would never suspect that he has witnessed everything. |
| Знание – это самое необычное дело, особенно для воина. Знание для воина – нечто, что приходит однажды, захватывает его и уходит. | Knowledge is a most peculiar affair, especially for a warrior. Knowledge for a warrior is something that comes at once, engulfs him, and passes on. |
| Знание приходит к воину, летя, как крупицы золотой пыли, такой же пыли, которая покрывает крылья мотыльков. Так что для воина, знание как принятие душа, или пребывание под дождем из крупиц темно-золотой пыли. | Knowledge comes to a warrior, floating, like specks of gold dust, the same dust that covers the wings of moths. So for a warrior, knowledge is like taking a shower, or being rained on by specks of dark gold dust. |
| Всякий раз, когда останавливается внутренний диалог, мир рушится, и необычные аспекты нас самих выходят на поверхность, как если бы до этого они содержались под усиленной охраной наших слов. | Whenever the internal dialogue stops, the world collapses, and extraordinary facets of ourselves surface, as though they had been kept heavily guarded by our words. |
| Мир непостижим. Также как и мы, и также как любое существо в этом мире. | The world is unfathomable. And so are we, and so is every being that exists in this world. |
| Воины одерживают победы не потому, что они бьются головами о стены, а обходят их. Воины перепрыгивают через стены, они не разрушают их. | Warriors do not win victories by beating their heads against walls, but by overtaking the walls. Warriors jump over walls; they don’t demolish them. |
| Воин должен культивировать чувство, что у него есть все, необходимое для этого экстравагантного путешествия, которым является его жизнь. Что имеет значения для воина – это быть живым. Жизнь сама по себе является достаточной, понятной и полной. Поэтому можно сказать, не будучи самонадеянным, что опыт всех опытов – быть живым. | A warrior must cultivate the feeling that he has everything needed for the extravagant journey that is his life. What counts for a warrior is being alive. Life in itself is sufficient, self-explanatory and complete. Therefore, one may say without being presumptuous that the experience of experiences is being alive. |
| Обычный человек думает, что индульгировать в сомнениях и страданиях – признак чувствительности и духовности. Дело в том, что обычный человек дальше всего, что можно представить, от чувствительности. Его тщедушный ум сознательно превращает себя в монстра или святого, но на самом деле он слишком мал для такой большой формы монстра или святого. | An average man thinks that indulging in doubts and tribulations is the sign of sensitivity, spirituality. The truth of the matter is that the average man is the farthest thing imaginable from being sensitive. His puny reason deliberately makes itself into a monster or a saint, but it is truthfully too little for such a big monster or saint mold. |
| Быть воином – это не значит просто желать им быть. Это скорее бесконечная битва, которая будет продолжаться до последнего момента наших жизней. Никто не рожден воином, и в тоже время, никто не рожден обычным человеком. Мы делаем сами одним или другим. | To be a warrior is not a simple matter of wishing to be one. It is rather an endless struggle that will go on to the very last moment of our lives. Nobody is born a warrior, in exactly the same way that nobody is born an average man. We make ourselves into one or the other. |
| Воин умирает трудным способом. Его смерть должна сражаться с ним. Воин не сдается смерти так просто. | A warrior dies the hard way. His death must struggle to take him. A warrior does not give himself to death so easily. |
| Человеческие существа – это не объекты, они не твердые. Они круглые, светящиеся существа, они безграничны. Мир объектов и твердости – это только описание, которое было создано, чтобы помочь им сделать их путешествие по земле удобным. | Human beings are not objects; they have no solidity. They are round, luminous beings; they are boundless. The world of objects and solidity is only a description that was created to help them, to make their passage on earth convenient. |
| Их ум заставляет их забыть, что описание – это только описание, и прежде чем понять это, человеческие существа оказываются в ловушке тотальности самих себя, в порочном круге, из которого они редко выходят в течение своих жизней. | Their reason makes them forget that the description is only a description, and before they realize it, human beings have entrapped the totality of themselves in a vicious circle from which they rarely emerge in their lifetimes. |
| Люди – воспринимающие существа, но мир, который они воспринимают – иллюзия, иллюзия, созданная описанием, которое им рассказывали с момента их рождения. Таким образом, мир, который их ум хочет поддерживать – это мир, созданный описанием и догматичными и нерушимыми правилами, которые их ум научился принимать и защищать. | Human beings are perceivers, but the world that they perceive is an illusion: an illusion created by the description that was told to them from the moment they were born. So in essence, the world that their reason wants to sustain is the world created by a description and its dogmatic and inviolable rules, which their reason learns to accept and defend. |
| Скрытое преимущество светящихся существ – это то, что у них есть нечто, что они никогда не используют – намерение. Уловка шаманов – такая же, как уловка обычного человека. У обоих есть описание мира. Обычный человек поддерживает его при помощи разума, шаман поддерживает его за счет своего намерения. Оба описания имеют свои правила, но преимущество шамана состоит в том, что намерение охватывает больше чем разум. | The concealed advantage of luminous beings is that they have something which is never used: intent. The maneuver of shamans is the same as the maneuver of the average man. Both have a description of the world. The average man upholds it with his reason; the shaman upholds it with his intent. Both descriptions have their rules; but the advantage of the shaman is that intent is more engulfing than reason. |
| Только воин может выстоять на пути знания. Воин не может жаловаться или сожалеть о чем-то. Его жизнь – бесконечный вызов, а вызовы не могут быть хорошими или плохими. Вызовы – это просто вызовы. | Only as a warrior can one withstand the path of knowledge. A warrior cannot complain or regret anything. His life is an endless challenge, and challenges cannot possibly be good or bad. Challenges are simply challenges. |
| Основное отличие между обычным человеком и воином состоит в том, что воин принимает все как вызов, в то время как обычный человек принимает все как благословение или проклятье. | The basic difference between an ordinary man and a warrior is that a warrior takes everything as a challenge, while an ordinary man takes everything as a blessing or as a curse. |
| Козырная карта воина в том, что он верит не веря. Но очевидно, что воин не может просто сказать, что он верит и пусть будет так. Это было бы слишком просто. Простая вера без каких-либо усилий освободила бы его от изучения ситуации. Воин, всякий раз, когда вынужден вовлечься в веру, делает это, как свой выбор. Воин не верит, воин должен верить. | The trump card of the warrior is that he believes without believing. But obviously a warrior can’t just say he believes and let it go at that. That would be too easy. To just believe without any exertion would exonerate him from examining his situation. A warrior, whenever he has to involve himself with believing, does it as a choice. A warrior doesn’t believe, a warrior has to believe. |
| Смерть – необходимый ингредиент к «должен поверить». Без осознания смерти, всё обычно и тривиально. Только потому, что смерть преследует его, воин должен верить, что мир – это непостижимая тайна. Необходимость верить в таком ключе – это выражение внутреннего предрасположения воина. | Death is the indispensable ingredient in having to believe. Without the awareness of death, everything is ordinary, trivial. It is only because death is stalking him that a warrior has to believe that the world is an unfathomable mystery. Having to believe in such a fashion is the warrior’s expression of his innermost predilection. |
| Сила всегда предоставляет кубический сантиметр шанса, доступного для воина. Искусство воина в том, чтобы быть постоянно текучим, чтобы схватить его. | Power always makes a cubic centimeter of chance available to a warrior. The warrior’s art is to be perennially fluid in order to pluck it. |
| Обычный человек осознает все только тогда, когда он думает, что должен осознавать, воин, напротив, должен осознавать все и всегда. | The average man is aware of everything only when he thinks he should be; the condition of a warrior, however, is to be aware of everything at all times. |
| Целостность самого себя – таинственное дело. Нам нужна лишь малая часть ее для выполнения сложнейших жизненных задач. Но когда мы умираем, мы умираем целостными. Маг задается вопросом: если мы умираем с целостностью самих себя, то почему бы тогда не жить с ней? | The totality of ourselves is a very mysterious affair. We need only a very small portion of it to fulfill the most complex tasks of life. Yet when we die, we die with the totality of ourselves. Yet when we die, we die with the totality of ourselves. A sorcerer asks the question, ‘If we’re going to die with the totality of ourselves, why not, then, live with that totality?’ |
| Практическое правило для воина состоит в том, что он принимает решения так тщательно, что ничто происходящее в результате его действий, не может его удивить, и уж тем более — истощить его силы. | A rule of thumb for a warrior is that he makes his decisions so carefully that nothing that may happen as a result of them can surprise him, much less drain his power. |
| Когда воин принимает решение действовать, он должен быть готов к смерти. Если он готов к смерти, то не может быть никаких ловушек, никаких неприятных сюрпризов, никаких ненужных поступков. Все должно мягко вставать на свои места, потому что он ничего не ожидает. | When a warrior makes the decision to take action, he should be prepared to die. If he is prepared to die, there shouldn’t be any pitfalls, any unwelcome surprises, any unnecessary acts. Everything should gently fall into place because he is expecting nothing. |
| Воин, как учитель, должен, прежде всего, научить возможности действовать без веры, без ожидания награды – действовать бесцельно. Его успех, как учителя, зависит от того, как хорошо и как гармонично он ведет своих подопечных в этом конкретном направлении. | A warrior, as a teacher, must first of all teach about the possibility of acting without believing, without expecting rewards — acting just for the hell of it. His success as a teacher depends on how well and how harmoniously he guides his wards in this specific respect. |
| Чтобы помочь своему подопечному стирать личную историю, воин, как учитель, обучает трем техникам: избавлению от чувства собственной важности, принятию ответственности за свои поступки и использование смерти как советчика. Без благоприятного эффекта этих трех техник, стирание личной истории сделает человека ненадежным, уклончивым и, вызовет лишние сомнение в себе и в своих действиях. | In order to help his ward to erase personal history, the warrior as a teacher teaches three techniques: losing self-importance, assuming responsibility for one’s acts, and using death as an adviser. Without the beneficial effect of these three techniques, erasing personal history would involve being shifty, evasive and unnecessarily dubious about oneself and one’s actions. |
| Нет никакого способа избавиться от чувства собственной жалости навсегда, она занимает определенное место и имеет определенный характер в нашей жизни, определенный фасад, который узнаваем. Поэтому каждый раз, когда появляется случай, фасад жалости к себе становится активным. Он имеет историю. Но если кто-то меняет фасад, он убирает ее с выделенного положения. Человек меняет фасады, перемещая составные элементы самого фасада. Жалость к себе полезна тому, кто ей пользуется, потому что он чувствует важность и заслуживает лучших условий, лучшего обращения или, потому что он не желает брать на себя ответственность за действия, которые привели его к состоянию, которое вызвало жалость к себе. |
There is no way to get rid of self-pity for good; it has a definite place and character in our lives, a definite facade which is recognizable. Thus, every time the occasion arises, the facade of self-pity becomes active. It has a history. But if one changes the facade, one shifts its place of prominence. One changes facades by shifting the component elements of the facade itself. Self- pity is useful to the user because he feels important and deserving of better conditions, better treatment, or because he is unwilling to assume responsibility for the acts that brought him to the state that elicited self-pity. |
| Изменение фасада жалости к себе означает только то, что прежде важные элементы стали занимать второстепенное место. Жалость к себе все еще остается заметной чертой, но теперь она занимает место на заднем плане. Также идея о надвигающейся смерти, идея о смирении воина или идея об ответственности за свои поступки, все они когда-то были на втором плане и никогда не использовались до тех пор, пока человек не стал воином. | Changing the facade of self-pity means only that one has assigned a secondary place to a formerly important element. Self-pity is still a prominent feature; but it has now taken a position in the background, in the same fashion that the idea of one’s impending death, the idea of a warrior’s humbleness, or the idea of responsibility for one’s acts were all in the background at one time for a warrior, without ever being used until the moment he became a warrior. |
| Воин сознает свою боль, но не индульгирует в ней. Настроение воина, который входит в неизвестное – это не печаль, напротив, он радостен, потому что он чувствует себя смиренным перед своей большой удачей, он уверен, что его дух безупречен, и прежде всего, он полностью осознает свою эффективность. Радость воина исходит из того, что он принял свою судьбу и от того, что он верно оценивает, что ему предстоит. | A warrior acknowledges his pain but he doesn’t indulge in it. The mood of the warrior who enters into the unknown is not one of sadness; on the contrary, he’s joyful because he feels humbled by his great fortune, confident that his spirit is impeccable, and above all, fully aware of his efficiency. A warrior’s joyfulness comes from having accepted his fate, and from having truthfully assessed what lies ahead of him. |
| Комментарии | Commentary |
| «Сказки о силе» отмечают мой полный провал. В то время, когда происходили описанные в этой книге события, я страдал от тяжелого эмоционального сдвига, переломного момента воина. Дон Хуан Матус покинул этот мир, оставив в нем четырех своих учеников. Дон Хуан использовал ко всем личный подход и поставил перед каждым свою задачу. Я считал эту задачу неким плацебо, не имеющим никакого значения в сравнении с тяжестью нашей потери. | Tales of Power is the mark of my ultimate downfall. At the time that the events narrated in that book took place, I suffered a profound emotional upheaval, a warrior’s breakdown. Don Juan Matus left this world, and left his four apprentices in it. Each of those apprentices was approached personally by don Juan, and assigned a specific task. I considered the task given to me to be a placebo that had no significance whatsoever in comparison to the loss. |
|
Никакие надуманные задачи не могли смягчить горечь от ощущения того, что нам никогда уже не увидеть дона Хуана. Моей первой просьбой к дону Хуану, разумеется, стали слова о том, что я хотел бы отправиться вместе с ним.- Ты еще не готов, — сказал он. — Будь реалистичен. — Но я мог бы приготовиться в мановение ока, — заверил его я. |
Not to see don Juan anymore could not be soothed by pseudo-tasks. My first plea with don Juan was, naturally, to tell him that I wanted to go with him.‘You are not ready, yet,’ he said. ‘Let’s be realistic.’ ‘But I could make myself ready in the blink of an eye,’ I assured him. |
| — Не сомневаюсь. Если ты и будешь готов, то только не для меня. Мне требуется совершенная действенность. Мне нужны безупречная воля, безупречная дисциплинированность. Этого у тебя еще нет. Они появятся, ты движешься к ним, но сейчас их у тебя еще нет.- Но ведь ты смог бы забрать меня с собой, дон Хуан — даже если я еще не готов и не совершенен. | ‘I don’t doubt that. You’ll be ready, but not for me. I demand perfect efficiency. I demand an impeccable intent, an impeccable discipline. You don’t have that yet. You will, you’re coming to it, but you’re not there yet.‘You have the power to take me, don Juan. Raw and imperfect.’ |
| — Думаю, да, но я не стану этого делать. Это оказалось бы для тебя постыдным расточительством. Поверь мне, ты потерял бы все. Не настаивай. Назойливость не относится к миру воинов.Этого заявления было достаточно, чтобы я прекратил свои просьбы. Однако внутренне я с тоской желал уйти вместе с ним, выйти за пределы всего, что я знал и считал нормальным и реальным. | ‘I suppose I do, but I won’t, because it would be a shameful waste for you. You stand to lose everything, take my word. Don’t insist. Insisting is not in the realm of warriors.’That statement was sufficient to stop me. Internally, however, I yearned to go with him, to venture beyond the boundaries of everything that I knew as normal and real. |
| Когда наступил тот миг, когда дон Хуан окончательно покидал этот мир, он превратился в какую-то разноцветную газообразную светимость. Он стал чистой энергией, свободно текущей во Вселенной. В тот момент мое ощущение потери стало таким нестерпимым, что мне захотелось умереть. Я позабыл обо всем, что говорил дон Хуан, и без малейших колебаний решил броситься в пропасть. Я рассчитывал, что если сделаю это, то в миг смерти дон Хуан обязан будет взять меня с собой и спасти хотя бы те крохи осознания, что во мне остались. | When the moment came in which don Juan actually left the world, he turned into some colored, vaporous luminosity. He was pure energy, flowing freely in the universe. My sensation of loss was so immense at that moment that I wanted to die. I disregarded everything don Juan had said, and without any hesitation, I proceeded to throw myself off a precipice. I reasoned that if I did that, in death, don Juan would have been obliged to take me with him, and save whatever bit of awareness was left in me. |
| Однако по каким-то причинам, необъяснимым как с точки зрения убеждений моей обычной системы познания, так и с позиции системы познания мира шаманов, я не погиб. Я остался один в мире повседневной жизни, а три мои когорты рассеялись по всему миру. Я стал незнакомцем для самого себя, и это сделало мое одиночество еще более горьким. | But for reasons that are inexplicable, whether I view it from the premises of my normal cognition, or from the cognition of the shamans’ world, I didn’t die. I was left alone in the world of everyday life, while my three cohorts to myself, something which made my loneliness more poignant than ever. |
| Я считал себя неким провокатором, каким-то шпионом, которого дон Хуан по неясным соображениям оставил здесь после себя. Высказывания из книги «Сказки о силе» показывают неведомое качество этого мира — не мира шаманов, а мира обыденной жизни, которая, по словам дона Хуана, так же загадочна и богата, как и все остальное. Чтобы насладиться чудесами мира повседневной жизни, нужно только одно: достаточная отрешенность. Однако еще больше отрешенности нам необходимы достаточные страсть и отрешенность. | I saw myself as an agent provocateur, a spy of sorts, that don Juan had left behind for some obscure reasons. The quotations drawn from the corpus of Tales of Power show the unknown quality of the world, not the world of shamans, but the world of everyday life, which, according to don Juan, is as mysterious and rich as anything can be. All we need to pluck the wonders of this world of everyday life is enough detachment. But more than detachment, we need enough affection and abandon. |
| — Чтобы этот мир, который кажется таким банальным, смог распахнуться и явить нам свои чудеса, воин должен любить его, — предупреждал меня дон Хуан.Когда он произнес эти слова, мы находились в пустыне Соноры. | ‘A warrior must love this world,’ don Juan had warned me, ‘in order for this world that seems so commonplace to open up and show its wonders.’We were, at the time that he voiced this statement, in the desert of Sonora. |
| — Быть в этой дивной пустыне и смотреть на эти изрезанные пики ненастоящих гор, которые на самом деле созданы потоками лавы давно исчезнувших вулканов, — это очень тонкое ощущение, — говорил он. — Замечать, что некоторые из кусков обсидиана возникли при таких высоких температурах, что на них еще сохранились признаки их происхождения, — это славное чувство. В них полно силы. Бесцельно бродить среди этих изрезанных вершин и находить те куски кварца, что способны ловить радиоволны, — вот что замечательно. Единственным недостатком этого величественного пейзажа является то, что переход к чудесам этого мира — к чудесам любого мира, — требует, чтобы человек был воином: молчаливым, собранным, отрешенным, закаленным под натиском непознанного. Ты еще недостаточно закален, и потому твой долг заключается в поиске полноты — только после этого ты можешь говорить о путешествии в Бесконечность. | ‘It is a sublime feeling,’ he said, ‘to be in this marvelous desert, to see those ragged peaks of pseudo- mountains that were really made by the flow of lava of long-gone volcanoes. It is a glorious feeling to find that some of those nuggets of obsidian were created at such high temperatures that they still retain the mark of their origin. They have power galore. To wander aimlessly in those ragged peaks and actually find a piece of quartz that picks up radio waves is extraordinary. The only drawback to this marvelous picture is that to enter into the marvels of this world, or into the marvels of another world, a man needs to be a warrior: calm, collected, indifferent, seasoned by the onslaughts of the unknown. You are not seasoned that way yet. Therefore, it is your duty to seek that fulfillment before you could talk about venturing into the infinite.’ |
| Тридцать пять лет своей жизни я провел, добиваясь зрелости воина. В поисках этого ощущения закаленности под натиском непознанного я посетил места, не поддающиеся никаким описаниям. Я уходил туда незаметно и без приглашения, и точно так же возвращался назад. Воины действуют бесшумно и одиноко, и, когда воины уходят или возвращаются, они делают это так незаметно, что никто об этом не знает. Добиваться зрелости воина иным путем означало бы действовать напоказ, и потому это недопустимо. | I have spent thirty-five years of my life seeking the maturity of a warrior. I have gone to places that defy description, seeking that sensation of being seasoned by the onslaughts of the unknown. I went unobtrusively, unannounced, and I came back in the same fashion. The works of warriors are silent and solitary, and when warriors go, or come back, they do it so inconspicuously that nobody is the wiser. To seek a warrior’s maturity in any other fashion would be ostentatious, and therefore, inadmissible. |
| Изречения из «Сказок о силе» стали для меня самым острым напоминанием о том, что намерение тех шаманов, которые жили в Мексике в древности, по-прежнему безупречно в своем проявлении. Колесо времени неуклонно движется вокруг меня, заставляя всматриваться в те бороздки, которые остаются логически связанными, хотя в их отношении любые слова бессильны. | The quotations from Tales of Power were the most poignant reminder to me that the intent of the shamans who lived in Mexico in ancient times was still impeccably at work. The wheel of time was moving inexorably around me, forcing me to look into grooves which one cannot talk about and still remain coherent. |
| — Достаточно сказать, — говорил однажды дон Хуан, — что беспредельность этого мира, будь то мир шаманов или обычных людей, настолько очевидна, что только заблуждение не позволяет нам этого заметить. Попытка объяснить заблуждающимся существам, что значит затеряться в бороздках колеса времени, — самое бессмысленное, что только может делать воин. Таким образом, он полностью убеждается, что эти путешествия представляют собой единственную принадлежность его состояния воина. | ‘Suffice it to say,’ don Juan said to me once, ‘that the immensity of this world, be it the shamans’ world or the average man’s, is so conspicuous that only an aberration could keep us from noticing it. Trying to explain to aberrant beings what it is like to be lost in the grooves of the wheel of time is the most absurd thing that a warrior can undertake. Therefore, he makes sure that his journeys are only the property of his condition of being a warrior.’ |
Книги Кастанеды — Колесо времени — Цитаты из «Второго кольца силы»
Книги Кастанеды Перейти на форум Задать вопрос