| Искусство сновидения – это возможность использовать обычные сны и превращать их контролируемое осознание посредством особой формы внимания, которое называется вниманием сновидения. | The art of dreaming is the capacity to utilize one’s ordinary dreams and transform them into controlled awareness by virtue of a specialized form of attention called the dreaming attention. |
| Искусство сталкинга – это набор процедур и подходов, который позволяет воину находить наилучший выход из любой возможной ситуации. | The art of stalking is a set of procedures and attitudes that enables a warrior to get the best out of any conceivable situation. |
| Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых бы фокусировалась их сила, а фокусировать ее на духе, на настоящем полете в неизвестное, не на тривиальностях. Каждый, кто хочет следовать пути воина, должен избавиться от влечения обладать и цепляться за вещи. |
The recommendation for warriors is not to have any material things on which to focus their power, but to focus it on the spirit, on the true flight into the unknown, not on trivialities. Everyone who wants to follow the warrior’s path has to rid himself of the compulsion to possess and hold onto things. |
| Видение – это знание на уровне тела. Ведущая роль визуального восприятия влияет на знание тела и, кажется, что оно связано с глазами. | Seeing is a bodily knowledge. The predominance of the visual sense in us influences this bodily knowledge and makes it seem to be eye-related. |
| Потеря человеческой формы подобна спирали. Это дает воину свободу запомнить себя, как прямые поля энергии и это, в свою очередь, делает его еще более свободным. | Losing the human form is like a spiral. It gives a warrior the freedom to remember himself as straight fields of energy and this in turn makes him even freer. |
| Воин знает, что он ждет, и он знает, чего он ждет, и пока он ждет, он любуется миром. Наивысшее достижение воина – насладиться радостью бесконечности. | A warrior knows that he is waiting, and he knows what he is waiting for, and while he waits, he feasts his eyes upon the world. A warrior’s ultimate accomplishment is to enjoy the joy of infinity. |
| Ход судьбы воина неизменен. Вызов в том, как далеко он сможет уйти и насколько безупречным он может быть в пределах этих строгих границ. | The course of a warrior’s destiny is unalterable. The challenge is how far he can go and how impeccable he can be within those rigid bounds. |
| Действия людей больше не влияют на воина, когда у него нет никаких ожиданий. Странный покой становится ведущей силой его жизни. Он принял одну из концепций жизни воина – отрешенность. | People’s actions no longer affect a warrior when he has no more expectations of any kind. A strange peace becomes the ruling force in his life. He has adopted one of the concepts of a warrior’s life — detachment. |
| Отрешенность автоматически не означает мудрость, но, несмотря на это, отрешенность – это преимущество, потому что она позволяет воину на мгновение остановиться, чтобы переоценить ситуацию, пересмотреть позиции. Для того, чтобы использовать этот дополнительный момент последовательно и правильно, воин должен был упорно сражаться на протяжении всей своей жизни. | Detachment does not automatically mean wisdom, but it is, nonetheless, an advantage because it allows the warrior to pause momentarily to reassess situations, to reconsider positions. In order to use that extra moment consistently and correctly, however, a warrior has to struggle unyieldingly for the duration of his life. |
| Я уже отдан силе, что правит моей судьбой. Я ни за что ни держусь, поэтому мне нечего защищать. У меня нет мыслей, поэтому я увижу. Я ничего не боюсь, поэтому я буду помнить себя. Отрешенный и непринужденный, Я пронесусь мимо Орла, чтобы стать свободным. |
I am already given to the power that rules my fate. And I cling to nothing, so I will have nothing to defend. I have no thoughts, so I will see. I fear nothing, so I will remember myself. Detached and at ease, I will dart past the Eagle to be free. |
| Для воинов намного легче достигать успеха в условиях максимального стресса, чем быть безупречными при обычных обстоятельствах. | It is much easier for warriors to fare well under conditions of maximum stress than to be impeccable under normal circumstances. |
| Человеческие существа – двусторонние. Правая сторона включает в себя все, что может постичь интеллект. Левая сторона – мир неописуемых особенностей, мир, который невозможно заключить в слова. Понимание на левой стороне возможно только всем телом, поэтому левая сторона сопротивляется концептуализации. | Human beings are two-sided. The right side encompasses everything the intellect can conceive of. The left side is a realm of indescribable features; a realm impossible to contain in words. The left side is perhaps comprehended, if comprehension is what takes place, with the total body; thus its resistance to conceptualization. |
| Все способности, возможности и достижения шаманизма, от самых простых до самых изумительных, заключены в самом человеческом теле. | All the faculties, possibilities, and accomplishments of shamanism, from the simplest to the most astounding, are in the human body itself. |
| Сила, которая правит судьбой всех живых существ, называется Орлом, не потому что это орел или что-то еще, имеющее какое-то отношение к орлу, а потому что для глаза видящего она выглядит, как неизмеримый иссиня-черный орел, стоящий прямо, как стоит орел, высотой уходя в бесконечность. | The power that governs the destiny of all living beings is called the Eagle, not because it is an eagle or has anything to do with an eagle, but because it appears to the eye of the seer as an immeasurable jet-black eagle, standing erect as an eagle stands, its height reaching to infinity. |
| Орел пожирает осознание всех существ, которые за момент до этого жили на земле, а теперь мертвы, плывущих к клюву Орла, как рой мотыльков, чтобы встретиться со своим хозяином — причиной их жизни. Орел высвобождает эти крошечные огоньки, ровно раскладывая их, как кожевник растягивает шкурки и, затем, пожирает их, потому что осознание – еда Орла. | The Eagle devours the awareness of all the creatures that, alive on earth a moment before and now dead, have floated to the Eagle’s beak like a swarm of fireflies, to meet their owner, their reason for having had life. The Eagle disentangles these tiny flames, lays them flat, as a tanner stretches out a hide, and then consumes them; for awareness is the Eagle’s food. |
| Орел – сила, которая правит судьбами всех живых существ, отражает в равной степени и одновременно всех живых существ. По этой причине, у человека нет никакой возможности молиться Орлу, просить его благосклонности или надеяться на милость. Человеческая часть орла слишком незначительна, чтобы задействовать целое. | The Eagle, that power that governs the destinies of all living things, reflects equally and at once all those living things. There is no way, therefore, for man to pray to the Eagle, to ask favors, to hope for grace. The human part of the Eagle is too insignificant to move the whole. |
| Каждому живому существу была дарована сила, если оно так хочет – искать проход на свободу и пройти через него. Для видящего, который видит проход, и для существ, которые проходят через него, очевидно, что Орел сделал этот дар, чтобы увековечить осознание. | Every living thing has been granted the power, if it so desires, to seek an opening to freedom and go through it. It is evident to the seer who sees the opening, and to the creatures that go through it, that the Eagle has granted that gift in order to perpetuate awareness. |
| Перейти к свободе – не означает бессмертия, вечной жизни, как это обычно понимается. Скорее, воин может сохранить осознание, которое обычно утрачивается в момент умирания. В момент перехода тело полностью озаряется знанием. Каждая клетка одновременно осознает себя и целостность всего тела. |
To cross over to freedom does not mean eternal life as eternity is commonly understood — that is, as living forever. Rather, warriors can keep their awareness, which is ordinarily relinquished at the moment of dying. At the moment of crossing, the body in its entirety is kindled with knowledge. Every cell at once becomes aware of itself and also aware of the totality of the body. |
| Дар Орла, свобода, — это не награда, а шанс иметь шанс. | The Eagle’s gift of freedom is not a bestowal, but a chance to have a chance. |
| Воин никогда не бывает осажденным. Находиться в осаде означает иметь какую-то личную собственность, которую могут подвергнуть осаде. У воина ничего в мире нет, кроме его безупречности, а безупречности ничто угрожать не может. | A warrior is never under siege. To be under siege implies that one has personal possessions that could be blockaded. A warrior has nothing in the world except his impeccability, and impeccability cannot be threatened. |
| Первым принципом искусства сталкинга является то, что воины сами выбирают место битвы. Воин никогда не вступает в битву, не зная окружающей обстановки. | The first principle of the art of stalking is that warriors choose their battleground. A warrior never goes into battle without knowing what the surroundings are. |
| Отбрасывать все лишнее – второй принцип искусства сталкинга. Воин ничего не усложняет. Он стремится быть простым. | To discard everything that is unnecessary is the second principle of the art of stalking. A warrior doesn’t complicate things. He aims at being simple. |
| Он использует всю концентрацию, которая у него есть, чтобы решить, вступать в битву или нет, для любой битвы, т.к. любая битва – сражение за его жизнь. Это третий принцип искусства сталкинга. Воин должен быть готовым и испытывать желание провести свою последнюю битву здесь и сейчас. Однако он не делает это беспорядочно. | He applies all the concentration he has to decide whether or not to enter into battle, for any battle is a battle for his life. This is the third principle of the art of stalking. A warrior must be willing and ready to make his last stand here and now. But not in a helter-skelter way. |
| Воин расслабляется и отходит от самого себя, он ничего не боится. Только тогда силы, которые ведут человеческие существа, откроют воину дорогу и помогут ему. Только тогда. Это и есть четвертый принцип искусства сталкинга. | A warrior relaxes and abandons himself; he fears nothing. Only then will the powers that guide human beings open the road for a warrior and aid him. Only-then. That is the fourth principle of the art of stalking. |
| Встречаясь с трудностями, с которыми невозможно справиться, воины отступают на мгновение. Они позволяют своему уму бродить без цели. Они занимают свое время чем-то другим. Все что угодно подойдет. Это — пятый принцип искусства сталкинга. | When faced with odds that cannot be dealt with, warriors retreat for a moment. They let their minds meander. They occupy their time with something else. Anything would do. That is the fifth principle of the art of stalking. |
| Воин сжимает время, это шестой принцип искусства сталкинга. Даже мгновения идут в счет. В битве за свою жизнь, секунда – это вечность, вечность может решить исход. Воины нацелены на успех, поэтому они сжимают время. Воины не теряют ни мгновения. | Warriors compress time; this is the sixth principle of the art of stalking. Even an instant counts. In a battle for your life, a second is an eternity, an eternity that may decide the outcome. Warriors aim at succeeding, therefore they compress time. Warriors don’t waste an instant. |
| Чтобы применить седьмой принцип искусства сталкинга, необходимо применить другие шесть: сталкер никогда не выдвигает себя вперед. Он всегда выглядывает из-за сцены. | In order to apply the seventh principle of the art of stalking, one has to apply the other six: a stalker never pushes himself to the front. He is always looking on from behind the scenes. |
| Применение этих принципов приводит к трем результатам. Первый — сталкеры учатся никогда не принимать самих себя всерьез; они учатся смеяться над собой. Если они не боятся быть дураками, они могут одурачить кого угодно. Второй – сталкеры учатся иметь бесконечное терпение. Сталкеры никогда не спешат, они никогда не беспокоятся. И третий – сталкеры бесконечно расширяют свои способности к импровизации. | Applying these principles brings about three results. The first is that stalkers learn never to take themselves seriously; they learn to laugh at themselves. If they are not afraid of being a fool, they can fool anyone. The second is that stalkers learn to have endless patience. Stalkers are never in a hurry, they never fret. And the third is that stalkers learn to have an endless capacity to improvise. |
| Воины обращены лицом к наступающему времени. Обычно мы обращены ко времени, уходящему от нас. Только воины могут изменить это и повернуться лицом ко времени наступающему. | Warriors face the oncoming time. Normally we face time as it recedes from us. Only warriors can change that and face time as it advances on them. |
| У воинов только одна вещь на уме – их свобода. Умереть и быть сожранным Орлом – это не вызов. С другой стороны, проскочить мимо Орла и стать свободным – исключительная доблесть. | Warriors have only one thing in mind: their freedom. To die and be eaten by the Eagle is no challenge. On the other hand, to sneak around the Eagle and be free is the ultimate audacity. |
| Когда воины говорят о времени, они не имеют в виду то, что измеряется движением стрелок часов. Время – сущность внимания, эманации Орла состоят из времени, и, по существу, когда воин входит в другие аспекты своей сущности, он знакомится со временем. | When warriors talk about time, they are not referring to something which is measured by the movement of a clock. Time is the essence of attention; the Eagle’s emanations are made out of time; and properly speaking, when a warrior enters into other aspects of the self, he is becoming acquainted with time. |
| Воин не может больше плакать, и единственным выражением боли является дрожь, приходящая откуда-то из самых глубин вселенной. Как если бы одна из эманаций Орла была сделана из чистой боли, и когда она достигает воина, дрожь воина бесконечна. | A warrior can no longer weep, and his only expression of anguish is a shiver that comes from the very depths of the universe. It is as if one of the Eagle’s emanations were made out of pure anguish, and when it hits a warrior, the warrior’s shiver is infinite. |
| Комментарии | Commentary |
| Изучение высказываний, извлеченных из «Дара Орла», вызвало у меня весьма примечательное ощущение. Я мгновенно ощутил проявившееся с невиданной силой жесткое кольцо намерения шаманов Древней Мексики. Тогда я без тени сомнений понял, что изречения из этой книги подчиняются их колесу времени. Более того, я осознал, что это относится ко всему, что я сделал в прошлом, включая создание книги «Дар Орла», и в не меньшей степени сказывается на том, что я делаю сейчас, в том числе и на создании этой книги. | It was a remarkable sensation for me to examine the quotations drawn from The Eagle’s Gift. I felt immediately the hard coil of the intent of the shamans of ancient Mexico working as vividly as ever. I knew then, beyond the shadow of a doubt, that the quotations from this book were ruled by their wheel of time. Further, I knew that this had been the case with everything I had done in the past, such as writing The Eagle’s Gift, and that it is the case with everything I do, as in writing the present book. |
| Поскольку мне очень трудно описать это яснее, остается только одна возможность: принять этот факт с полным смирением. Шаманы Древней Мексики действительно разработали иную систему познания и, исходя из элементов этой системы познания, все еще способны воздействовать на меня сегодня самым благотворным и воодушевляющим образом. | Since I am at a loss to elucidate this matter, the only option open to me is to accept it in humbleness. The shamans of ancient Mexico did have another cognitive system at work, and from the units of that cognitive system, they could still affect me today in the most positive, uplifting fashion. |
| Благодаря усилиям Флоринды Матус, которая вовлекла меня в изучение наиболее изощренных вариантов стандартных шаманских техник, разработанных шаманами древности, — например, перепросмотра, — мне удалось, к примеру, увидеть полученный с помощью дона Хуана опыт с такой силой, какую я никогда не мог бы даже вообразить. Книга «Дар Орла» стала результатом такого нового видения дона Хуана Матуса. | Due to the effort of Florinda Matus, who engaged me in learning the most elaborate variations of standard shamanistic techniques devised by the shamans of ancient times, such as the recapitulation, I was able to view, for instance, my experiences with don Juan with a force I never could have imagined. The corpus of my book. The Eagle’s Gift, is the result of such views that I had of don Juan Matus. |
|
Для дона Хуана Матуса перепросмотр означал повторное переживание и полный пересмотр событий жизни во всей их целостности. Он никогда не тратил время на мелкие подробности изощренных вариантов этой древней техники. Флоринда, напротив, отличалась придирчивой дотошностью. В течение долгих месяцев она готовила меня к переходу к тем аспектам перепросмотра, которые я вплоть до настоящего времени не в состоянии описать. — То, что ты чувствуешь, — обширность воина, — поясняла она. — Есть техники. Их очень много. Однако важнее всего тот человек, который ими пользуется, и его стремление пройти с их помощью до самого конца. |
For don Juan Matus, to recapitulate meant to relive and rearrange everything of one’s life in one single sweep. He never bothered with the minutiae of elaborate variations of that ancient technique. Florinda, on the other hand, had an entirely different meticulousness. She spent months coaching me to enter into aspects of recapitulating that I am to this day at a loss to explain. ‘It is the vastness of the warrior which you are experiencing,’ she explained. ‘The techniques are there. Big deal. What is of supreme importance is the man using them, and his desire to go all the way with them.’ |
| Перепросмотр личности дона Хуана в понятиях Флоринды привел к возникновению новых взглядов на дона Хуана с самыми мучительными подробностями и пониманием. Это было нечто намного более сильное, чем беседы с самим доном Хуаном. Именно прагматизм Флоринды обеспечил мне изумительные прозрения в отношении тех практических возможностей, которые ни в малейшей степени не волновали нагваля Хуана Матуса. Будучи настоящей прагматичной женщиной, Флоринда не питала в отношении самой себя ни иллюзий, ни мании величия. Она говорила, что является тем пахарем, который не может позволить себе упустить ни единого поворота на пути. | To recapitulate don Juan in Florinda’s terms resulted in views of don Juan of the most excruciating detail and meaning. It was infinitely more intense than talking to don Juan himself. It was Florinda’s pragmatism that gave me astounding insights into practical possibilities that were not in the least the concern of the nagual Juan Matus. Florinda, being a true woman pragmatist, had no illusions about herself, no dreams of grandeur. She said that she was a plower who could not afford to miss a single turn of the way. |
| — Воин должен двигаться очень медленно, — советовала она, — и извлекать прок из всего, что встречается на пути воинов. Одним из самых примечательных достоинств является способность с непоколебимой силой сосредоточивать свое внимание на переживаемых событиях — этой способностью обладаем все мы как воины. Воины могут сосредоточивать это внимание даже на тех людях, с которыми никогда не встречались. Конечный результат такой глубокой сосредоточенности всегда оказывается одним и тем же: воину становится доступной вся полнота стилей поведения, от давно забытых до совершенно новых. Попробуй сам. | ‘A warrior must go very slowly,’ she recommended, ‘and make use of every available item on the warriors’ path. One of the most remarkable items is the capacity we all have, as warriors, to focus our attention with unwavering force on events lived. Warriors can even focus it on people they have never met. The end result of this deep focusing is always the same. It reconstructs the scene. Whole chunks of behavior, forgotten or brand new, make themselves available to a warrior. Try it.’ |
| Я последовал ее совету и, разумеется, сосредоточился на доне Хуане. Я вспомнил все, что происходило в каждый миг. Я вспомнил такие подробности, каких вообще не должен был помнить. Благодаря трудам Флоринды я смог восстановить огромный пласт своего общения с доном Хуаном, а также чрезвычайно важные детали, которых прежде совершенно не замечал. | I followed her advice, and of course, I focused on don Juan, and I remembered everything that had transpired at any given moment. I remembered details that I had no business remembering. Thanks to the work of Florinda, I was able to reconstruct enormous chunks of activity with don Juan, as well as details of tremendous importance that had bypassed me completely. |
| Дух изречений из «Дара Орла» стал для меня таким потрясением, благодаря им мне открылось то глубокое внимание, какое дон Хуан уделял предметам этого мира на пути воинов, являющемся воплощением максимума человеческих возможностей. Эта движущая сила пережила его самого и не потеряла ни капли своей энергии. У меня возникло искреннее ощущение, что дон Хуан никуда не уходил, и я дошел до того, что действительно слышал, как он ходит по дому. Я обратился с вопросом об этом к Флоринде. | The spirit of the quotations from The Eagle’s Gift was most shocking to me because the quotations revealed the profound emphasis that don Juan had put on the items of his world, on the warriors’ way as the epitome of human accomplishment. That drive had survived his person, and was as alive as ever. Sometimes, I sincerely felt that don Juan had never left. I got to the point of actually hearing him moving around the house. I asked Florinda about it. |
| — О, это пустяки, — сказала она. — Это означает только то, что пустота нагваля Хуана Матуса дотягивается и прикасается к тебе независимо от того, где сейчас находится его осознанность.Ее ответ еще больше озадачил и заинтриговал меня, одновременно повергнув в еще большее уныние. Хотя Флоринда была самым близким человеком для нагваля Хуана Матуса, она выглядела совершенно не похожей на него. Единственной их общей чертой являлась пустота. Они уже не были людьми. Дон Хуан вообще не существовал как личность: вместо личности существовал набор историй, каждая из которых уместно подходила к обсуждаемой в данный момент ситуации, — набор поучительных историй и шуток, несущих на себе приметы его трезвости и умеренности. | She said, ‘Oh, that’s nothing. It’s just the nagual Juan Matus’s emptiness that reaches out to touch you, no matter where his awareness is at the moment.’Her answer left me more puzzled, more intrigued, and more despondent than ever. Although Florinda was the closest person to the nagual Juan Matus, they were astoundingly different. One thing that they both shared was the emptiness of their persons. They were no longer people. Don Juan Matus did not exist as a person. But what existed instead of his person was a collection of stories, each of them apropos to the situation he was discussing, didactic stories and jokes that bore the mark of his sobriety and his frugality. |
| Флоринда была такой же — одна история следовала за другой, однако ее истории были связаны с людьми. Они были похожи на высшую форму сплетен, или на слухи, поднявшиеся благодаря ее обезличенности до непостижимых высот эффективности и занимательности.- Мне хотелось бы, чтобы ты изучил одного человека, невероятно похожего на тебя самого, — сказала она мне однажды. — Я хочу, чтобы ты перепросмотрел этого человека так, как будто знал его всю свою жизнь. Этот человек занимал выдающееся место в образовании нашей линии. Его звали Элиас — нагваль Элиас. Я называю его «нагваль, потерявший рай». | Florinda was the same; she had stories upon stories. But her stories were about people. They were like a high form of gossip, or gossip elevated, due to her impersonality, to inconceivable heights of effectiveness and enjoyment.‘I want you to examine one man who bears a tremendous resemblance to you,’ she said one day to me. ‘I want you to recapitulate him as if you had known him all your life. This man was transcendental in the formation of our lineage. His name was Elias, the nagual Elias. I call him ‘the nagual who lost heaven.’ |
| Это история о том, что нагваль Элиас был воспитан иезуитом, который научил его читать, писать и играть на клавесине. Он выучил его латинскому языку. Нагваль Элиас мог читать священное писание на латинском так же бегло, как ученый человек. Богословие являлось его предназначением, однако он был индейцем, а в те времена ни одного индейца не пустили бы за кафедру церкви. Он был слишком пугающим, слишком темнокожим — настоящим индейцем. Священники относились к высшим слоям общества, они были потомками испанцев: белыми, голубоглазыми, приятными на вид и представительными. В сравнении с ними нагваль Элиас выглядел настоящим медведем, но он долго боролся за право стать священником, так как наставник разжигал его стремление обещанием того, что Господь позаботится о том, чтобы Элиаса посвятили в сан. | ‘The story is that the nagual Elias was reared by a Jesuit priest, who taught him to read and write and to play the harpsichord. He taught him Latin. The nagual Elias could read the scriptures in Latin as fluently as any scholar could. His destiny was to be a priest, but he was an Indian, and Indians in those days did not fit into clerical hierarchies. They were too awesome-looking, too dark, too Indian. Priests were from the upper social classes, descendants of Spaniards, with white skin, blue eyes; they were handsome, presentable. The nagual Elias was a bear in comparison, but he struggled long, kindled by his mentor’s promise that God would see that he was accepted into the priesthood. |
| Он стал дьячком в церковном приходе своего наставника, и однажды в церковь вошла настоящая ведьма. Ее звали Амалия. Поговаривали, что она — та еще штучка. Так или иначе, все закончилось тем, что она соблазнила несчастного дьячка, который влюбился в Амалию так сильно и безнадежно, что в конце концов оказался в хижине нагваля. Со временем он стал нагвалем Элиасом — образованным, начитанным человеком, с которым следовало считаться. Казалось, звание нагваля создано именно для него. Оно обеспечивало ему ту анонимность и действенность, какую он не смог бы достичь в повседневном мире. | ‘He was the sexton of the church where his mentor was the parish priest, and one day, an actual witch walked in. Her name was Amalia. They say that she was a wild card. Be that as it may, she ended up seducing the poor sexton, who fell so deeply, so hopelessly in love with Amalia that he ended up in the hut of a nagual man. In time, he became the nagual Elias, a figure to reckon with, cultured, well-read. It seemed that the niche of nagual was made for him. It allowed him the anonymity and the effectiveness that was denied him in the world. |
| Он был сновидящим — и таким искусным, что в бестелесном состоянии посетил самые малоизвестные области Вселенной. Временами он даже приносил с собой предметы, приглянувшиеся ему своими очертаниями; это были совершенно непостижимые вещи. Он называл их «вымыслами». У него была целая коллекция таких предметов. | ‘He was a dreamer, and so good at it that he covered the most recondite places of the universe in a bodiless state. Sometimes he even brought back objects that had attracted his eye because of the lines of their design, objects that were incomprehensible. He called them ‘inventions.’ He had a whole collection of them. |
| — Я хочу, чтобы ты сосредоточил свое внимание перепросмотра на этих «выдумках», — потребовала Флоринда. — Я хочу, чтобы в результате ты смог почувствовать их запах и осязать их руками, пусть даже ты никогда не видел их и знаешь только то, что я сейчас рассказала. Добиться такой сосредоточенности означает установить некую точку отсчета, подобно тому, как при решении алгебраического уравнения результат вычисляется с помощью какой-то третьей переменной. Ты сможешь с бесконечной ясностью увидеть нагваля Хуана Матуса, используя в качестве опорной точки кого-то третьего. | ‘I want you to focus your recapitulation attention on those inventions,’ Florinda commanded me. ‘I want you to end up sniffing them, feeling them with your hands, although you have never seen them except through what I am telling you now. To do this focusing means to establish a point of reference, as in an algebraic equation in which something is calculated by playing on a third element. You’ll be able to see the nagual Juan Matus with infinite clarity, using someone else as a point of corroboration.’ |
|
Книга «Дар Орла» представляет собой глубокий обзор того, чем занимался со мной дон Хуан, пока он оставался в этом мире. Тот взгляд на дона Хуана, которого я добился благодаря своим новым умениям в перепросмотре — и использованию нагваля Элиаса в качестве опорной точки, — оказался бесконечно интенсивнее, чем любые мои представления о нем, когда он еще жил здесь. Полученным в результате перепросмотра взглядам недостает живого тепла, однако они обладают точностью и ясностью неодушевленных предметов при пристальном наблюдении. |
The corpus of the book The Eagle’s Gift is a review in depth of what don Juan had done to me while he was in the world. The views that I had of don Juan due to my new recapitulation skills – using the nagual Elias as a point of corroboration – were infinitely more intense than any views that I had of him while he was alive. The recapitulation views I was engaged in lacked the warmth of the living, but they had instead the precision and the accuracy of inanimate objects that one can examine to one’s hearts content. |
